Десять картофелин на Пасху

    Я не участник войны, не труженик тыла, не узник. Я дитя войны и до сих пор, особенно во время бессонницы, вспоминаю ее ужасы. Удивительное дело: человеку, вернее, человечку, было всего пять лет, а я прекрасно помню одноэтажный барачного типа дом служащих в селе Думиничи напротив чугунолитейного завода, через пруд; своих сверстников, свой крайний подъезд и эпизоды событий тех лет.

   Проводы

    Первым воспоминанием о войне был чугунок с колбасками, залитыми жиром. Мама вытаскивает их, заворачивает в чистую тряпочку - мы провожаем папу на войну. Мы - это моя мама, Жилинская Мария Максимовна, учительница начальных классов Думиничской средней школы, моя сестра Эмма, ученица второго класса, и я, Алла. Мне в феврале 1941 года исполнилось пять. Рядом с домом дорога, на ней повозки с сидящими людьми. Это жители разных деревень. Плач, гармошка, котомки - все идут к дубкам. Здесь место прощания. На поляне, у дубков, все остановились, и вдруг папа куда-то исчез. Вскоре он появился из кустов, в руках букетик спелой земляники. Вот радости было! Вдруг команда, все закричали, стали обниматься, а папа поднял меня высоко над головой. Таким улыбающимся я и запомнила его на все годы войны. Он учитель обществоведения и истории Думиничской средней школы. Вместе со всеми мужчинами в колонне он ушел…

    И вот выпал снег. Окна нашей кухни выходили на завод, а окна спальни - на окраину села. На заводе засели наши бойцы, наступают немцы. Началась стрельба, гудят снаряды. Поняв, что опасность очень велика, мама, набросив на нас наволочки (мы были в темной одежде, она выделялась), потащила нас в сооружение на огороде. Туда уже набились все соседи. Стрельба не утихала. Только через сутки, уже по приказу немцев, мы вернулись в полуразвалившийся дом.
Мы решили уйти в деревню. Первой была Хотисино, потом другая, стоявшая на взгорье, названия я не помню. Нас поместили к хозяйке, у нее трое детей да нас трое с мамой. Выбора нет - крыша над головой: мы теперь беженцы. Из одежды - в чём стоим, в руках у мамы узелок с детскими вещичками. Я, младшая, уцепилась за ее руку, а уже за мою руку цепляется сестра. Хозяйка избы указала на лавку, где можно было сложить вещички. Самое главное - живы, в избе тепло.

   «Тошнотики»

    Однажды в избу ворвался финн, служивший в немецкой армии, потребовал кур. Хозяйка со страхом стала объяснять, что их уже нет. И вдруг из-под печки закукарекал петух. Оказывается, она еще раньше запрятала кур под пол, под печку, прикрыв отверстие заслонкой. Финн всем курам отрезал головы ножом, а петух, вырвавшись у него из рук, без головы запрыгал по двору. Кровь во все стороны. Собрав за лапы всю птицу, финн ушел, пригрозив окровавленным ножом хозяйке.

    Пришел староста, посочувствовал, что и муку забрали, и кур, и беженцев подселили. Приказал перейти нам к другой хозяйке, но там проживали два офицера. На наше счастье, мою сестру звали Эммой. Офицер, услышав это имя, сразу подошел, погладил сестру по голове и все лопотал: «Эмма, Эмма», достал фото из кармана, показал членов семьи. Оказывается, его дочь тоже звали Эммой.
    
    Фронт приближался, в одну из ночей наши самолеты бомбили деревню. Утром мы выглянули на улицу: вместо нескольких домов - воронки. Немцы исчезли, но появились какие-то люди, которые стали поджигать дома… Мы, беженцы, решили уходить. Наша хозяйка, Екатерина Дмитриевна, уговорила маму идти в Роженск - деревню в Думиничском районе, у нее там свекровь, а мужа убили на войне финны. Если она жива, приютит.

    Нас обогревали, указывали путь, но никто не предлагал остаться. Сколько времени прошло, не знаю, а Роженска всё не видно. Наконец какие-то постройки, сараи, амбары, у крайнего дома стоит женщина и говорит: «Мария Максимовна, ваши уже прошли, иди ко мне; места в избе хватит». Мама удивилась, выяснилось, что эта женщина, Веденеева Матрена Григорьевна, жена редактора районной газеты, муж у нее в партизанах. Мотя с трехлетней дочкой и другими детьми убежала от немцев. Нам оставалось только сказать спасибо и приспосабливаться жить. Зерна, картошки у тети Моти уже не было. Мы, дети, с утра шли в огород выкапывать гнилую картошку. Лопату нес Николай, ему уже восемь лет, Нине, его сестре, десять, Эмме девять, мне шесть, Мане пять, Валю, ей было три годика, мы не взяли с собой в огород. Нашей ведерной гнили хватило на пару дней. Гниль обмыли, подавили, испекли «тошнотики». Приуныли женщины. Вдруг тетя Мотя, полазив по чердаку, веселая вернулась в избу со словами: «Спасены». Оказывается, год назад ее отец зарезал теленка, а шкуру сушить повесил на чердак. Тетя Мотя сообразила, что ее можно использовать в приготовлении еды.

    В чугунок шли куски кожи, всё после варки застывало, получался холодец.

   Пасха и сбор щавеля

    Не помню как, но мы оказались в Сухиничах, где формировали эшелон с беженцами. Немцы снова взяли Думиничи. Согласно нормам получена рожь, вещей у нас не прибавилось. Выехали 24 октября.

    Память моя фиксирует: деревня Яковлевка Московской области. Помещичий дом, в нем школа и несколько комнат для беженцев, но не тех, кто ехал из Сухиничей. Главное, нас вывезли из войны. Жители Яковлевки не видели немцев. Я почему-то хочу хлеба, прошу: «Дай хлебушка», на что мама обещает мне купить сто граммов подушечек. У меня скоро день рождения, значит, это конец января 1943 года.

   Хорошо помню, как на Пасху одна девочка принесла нам в платочке десять картофелин. Не яиц, а именно картофелин. Мы готовы были бесконечно ее благодарить. Может, жалея нас, она у себя отняла.

    Как-то приехали артисты из Москвы, перед концертом ходили вдоль заборов, рвали крапиву и завидовали нам, что мы крапиву каждый день можем варить. Я делала все то же, что и дети постарше. В мае дали задание набрать мешок щавеля для голодающей Москвы. Вся школа вышла на сбор. Как же непросто было выполнить это задание! Каждый нес горсточку щавеля и хвалился: «А я больше!», «А у меня крупнее!» Нас тоже порадовали, вручили общий кусок мыла.

    1 сентября 1943 года я стала первоклассницей. Это событие не изменило моей жизни. Не успели мы порадоваться урожаю - приказ: всем беженцам вернуться в освобожденный от немцев район. Думиничи в руинах, ехать надо в ту же деревню, откуда нас вывезли, - Роженск. Здесь нам выделили жилье при школе, где мама устроилась на работу. Комнатка, печь, лавка, стол, дверь открыл - и ты в классе.

   Но вот и кончилась война. Помню, 9 мая у сушилки повесили плакат, стали бить в подвешенный рельс, призывая на собрание. Все плакали, говорили: «Скоро мужики придут». В августе вернулся папа, живой, но совсем чужой. Мама всё говорила нам: «Поцелуйте его, это ваш папа!»

    Мы выжили, мы победили смерть, невзгоды, голод, мы выросли и стали опорой стране. Мне уже 84 года, из них 55 лет я проработала среди детей и молодежи. Свидетелями моей работы стали тысячи выпускников Ермолинской средней школы.