Газета
Прямая линия
Калужанка Светлана Давыдова принесла в редакцию «КГВ» детские воспоминания своей матери о том страшном времени. Самой Людмилы Алексеевны уже нет с нами, но она сохранила увиденное для потомков. Читаем и мотаем на ус, ибо забывать такое нельзя.
ОКОНЧАНИЕ
Каратели
Немцы вошли в город на рассвете 13 октября 1941 года. Каратели прочесывали все дома. Увидев деда в гимнастерке, немец крикнул: «Партизан?!» Показал ему дедушка паспорт. Немцы ушли искать партизан в саду.В убежище, где мы прятались, было тесно. Над головой раздались тяжелые шаги, а у дверей автоматные очереди. Все притихли, только сестра Зоечка разразилась громким плачем. Мать закрывала ее подушкой, отчего она еще сильнее кричала. У дверей показались немцы с автоматами. Увидев, какие из нас «партизаны», ушли.
Утром, выглянув за калитку, увидела: на углу улицы Тульской группа немцев, а недалеко от них лежит кто-то убитый. К нам в дом вошел каратель: длинный рыжий финн. Осматривая дом, винтовкой тычет во все предметы: «Гав!» - и ему открывают ящики комода, столов и т.д. Нам было известно: если обнаружат сало или что-то съестное, потребуют отдать, иначе расстреляют всех.
Предусмотрительный дедушка накануне успел порезать всю живность и спрятать мясо в погреб сарая, завалив его дровами. Только сумку с салом оставили в доме. Когда каратель проходил через кухню, бабушка поставила эту сумку в углу под иконами, прикрыв ее подолом длинной юбки. Его внимание привлекла печка. Открыл заслонку, заглянул туда – пусто. На загнетке глиняная махоточка с молоком. Тетя Оля на руках держала Зоечку, сказала: «Это ребенку». Он жадно схватил и выхлебал все до дна. Молча ушел.
Людмила ДАВЫДОВА:
- В то время ни у кого не было сомнения, что «новые хозяева» в городе – это временное явление. Надо лишь переждать тревожную пору.
Гетто
Однажды у нас со слезами на глазах появилась соседка с улицы Тульской. Там в доме жила еврейская семья. Мария Самуиловна пришла к дедушке за поддержкой в опасную минуту. Рассказала, что немцы взяли их под жесткий контроль, обязали носить отличительные знаки. Откинув платок, показала пришитую на спине желтую звезду. Через несколько дней по дороге под конвоем немцы провели группу евреев в гетто вблизи Оки. При отступлении они их сжигали в бараках. Кто бежал - расстреливали.А дом Марии Самуиловны немцы заняли под штаб. Моя двоюродная сестра Людмила Рудакова рассказывала: когда они жили на Набережной улице, при отступлении немцев все жители прятались в подвале. Вдруг вбежала к ним раздетая молодая еврейка с ребенком: «Ради Христа спасите!» Дома ее мужа немцы застрелили, а ей удалось сбежать. Ее укрыли, а утром она ушла.
Безлюдный город
Дедушка строго-настрого запретил нам выходить из дома, а соседские дети пытались промышлять в поисках какого-либо пропитания. Они сообщили, что в госпитале у сквера Ленина детям удалось получить с кухни гостинчик в виде супчика, который они даже принесли домой. И меня охватил азарт пойти «на разведку».Взяв трехлитровый бидон, отправилась в госпиталь. На улицах было пусто и тихо, будто весь город вымер. Проходя через площадь Победы, встретила лишь бежавшего в казармы щегольского немецкого офицерика в сапожках. Вокруг – никого. Сказала ему по-школьному: «Гутен тах». «Гуттах», - ответил он на ходу.
Так и прошла через город по опустевшим улицам, не встретив больше ни души. Когда шла по улице Ленина, стало страшно: обгорелые дома хранили таинственную тишину, в которой стоял запах гари и дыма. Глядя на обгорелые стены Гостиных рядов, вспомнила, как в детстве приходила сюда с родителями. Тогда между зданиями магазинов под куполом стеклянной крыши стояла большая нарядная елка, а на полках были интересные игрушки.
Через безлюдную площадь прошла во двор бывшей школы. Во дворе госпиталя в одноэтажном здании располагалась кухня. Подходя к ней, в раскрытой двери заметила немца с миской в руках. Увидев меня, он направился навстречу. Сказал: «Чай, чай» и протянул мне миску с супом. Чаем немцы называли еду. Я отказалась и быстро направилась к выходу.
Пленные
Проходя через двор, увидела большую кадку с замерзшими помидорами. Тогда делали такие заготовки в деревянных кадках – соленые зеленые помидоры. Но теперь эти помидоры превратились в непригодные в пищу черные камни и были выставлены во двор. Я наполнила ими бидон и направилась домой через сквер. На углу вдруг увидела наших пленных. Они копали могилы для мертвых немцев.
Был мороз, а пленные в оборванных шинелях, болтающихся без пуговиц, обледенелыми ломами в голых руках долбили замерзшую землю. Голодные, худые, замерзшие. Невозможно перенести такое зрелище. Пораженная увиденным, я остановилась. Они тоже застыли, глядели на меня в ожидании. И вот один из них, в шинели без пуговиц, протянул ко мне руку и произнес: «Девочка, дай».
Расстрел
Не помня себя, я сорвалась с места и бросилась к нему. Ко мне навстречу побежали и другие. В протянутые замерзшие руки я рассовывала черные помидоры. Они падали на землю, и пленные бросались подбирать их. Тут с громким криком к нам помчался охранник с направленным на нас штыком винтовки. Сбившихся в кучу людей он принялся бить прикладом. Я убежала.
Возвращаясь домой, решила обойти казармы на площади, пошла по улице Суворова. Было так же безлюдно. И только у двери церкви Козьмы и Дамиана стоял часовой. Рядом, в окне за решеткой, вдруг показалась фигура пленника. Он размахивал руками, делая знаки подойти к нему. Я остановилась. Немец стоял у двери и не видел этого. Но, заметив мое внимание, тревожно подошел к окну. В это время пленник показался в соседнем окне и судорожно схватился за решетку. Охранник бросился к двери, а я скорее направилась к дому.
Дорогу снова перебежал немецкий офицерик в сапожках. В конце улицы Суворова он спешно наклеил на длинный сарай бумагу и скрылся за углом. Я остановилась. На листе было напечатан текст сначала на немецком, потом на русском языке: «Приказ командования… в целях наказания… в 12 часов расстрелять 20 человек».
Не дочитав до конца, поспешила уйти. Войдя в дом, увидела: на стене часы показывали 12 часов. Потом уже узнала о расстреле 20 мирных жителей у Базарной площади. Тот пленник в окне церкви, что просил меня подойти, не из числа ли обреченных?
Рассказ Людмилы Давыдовой
продолжим в новом году.
79 дней длилась оккупация Калуги немецко-фашистскими войсками
