С давних времен остался в моей памяти фильм «Даки». В восьмидесятые годы он шел во всех кинотеатрах Калуги. Я не запомнил имени режиссера, но его легко подсказывает интернет – Серджиу Николаеску. Первый век нашей эры. Рим расширяет владения, император Траян вторгается в государство даков. Ранее граница шла по Дунаю, но соседние племена, объединенные царем Децебалом, слишком опасны, хотя предыдущий император заключил с ними мир. Сильные соседи все равно враги. Римлянам необходимо завоевать дакскую крепость Сармизегетузу в горах. Но даки хорошо знают, за что умирают: это их земля, и здесь не должно быть чужих... Сейчас на месте крепости остались только камни, оно включено в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Я недолго выбирал, что посмотреть в Румынии, а посмотреть здесь есть что. Главное, найти гида.
Люди в белом
Один философ сказал, что главная проблема нашего времени – понять «чужого». По-моему, все наоборот – пусть «чужой», явившийся ко мне, старается меня понять.
– Все знаю, а вот купил себе игрушку, – усмехнулся Леонид, мой проводник, показывая навигатор и закрепляя его на панели машины возле руля. – Так значит, вас интересует Сармизегетуза.
– Да.
– Их две. Одна была столицей Дакии. Другую построили римляне, разбив войска Децебала.
– Нет, именно дакская столица.
– Значит, главная. Сармизегетуза Регия. А почему она вас заинтересовала?
Я рассказал о «Даках», о фильме. В двух фразах, коротко. Леонид удивился, лицо его сразу оживилось.
– О, так это снимали недалеко от Бухареста! Поставили макет крепости… Мы едем как раз мимо!
Машина шла вдоль поля, и справа, куда указал мой гид, не было ровным счетом ничего, что цепляло бы глаз.
Прежде всего нам нужно было добраться до города Орэштие. Я знал, что это совсем небольшой город и в нем чуть больше двадцати тысяч человек, от Бухареста до него – 277 километров. Мы выехали ровно в шесть утра.
Здесь на перекрестке центральных улиц в сквере у сосен стоял памятник царю Буребисте, объединившему разрозненные дакские племена. На постаменте было несколько памятных досок, и я подошел поближе, чтобы их рассмотреть, но прочесть ничего не смог. Впрочем, слова «sponsori» и «fondatori» указывали на тех, благодаря кому здесь появился бронзовый вождь. Он был в тунике по колено, в плаще, свисавшем до земли, застегнутом у шеи на единственную застежку – фибулу, а левую руку в задумчивости сжимал на уровне груди правой.
Мое внимание привлек дом с красочным панно на торце. Здесь во всю высоту, от фундамента до самой крыши, были изображены люди в белых одеяниях: один держит щит и опоясан мечом, другой – факел, третий – чашу. С ними вместе волки и лошади. В центре, скрестив руки, стоит их вождь, положив ладонь на рукоятку меча. Лица их исполнены благородства. Внизу, у ног вождя, загадочный круг со странными фигурами внутри, который можно принять за древнюю карту неба.
Подошел Леонид.
– Надо ехать, – и, заметив мой интерес, добавил, медленно растягивая слова: – Это даки. Чаушеску любил все монументальное, связанное с национальными истоками.
Я вспомнил одну свою командировку в Иркутск. Был сентябрь, самое начало, стояла жара. От железнодорожного вокзала я направился в гостиницу пешком. Когда проходил мост через Ангару, в глаза бросилась пятиэтажка: на торце во всю высоту была нарисована рекламная бутылка пепси-колы, броско выделяясь на малиновом фоне. Какой же контраст представляли собой два эти изображения. Величие и гордость, потребление и пошлость.
Волки
– Волки, – продолжал Леонид, видимо, решив, что я могу принять их за собак, – отличительный знак даков. Животное, которому они поклонялись. В городе есть памятник волку. Он необычный. По дороге увидим.
Им оказался мифический оборотень, волк со змеиным туловищем, взмывающий в небо.
Даки называли себя «волками». Я читал у Мирчи Элиаде, что имя этого зверя брали многие племена, и они встречались в довольно отдаленных регионах – Испании, Ирландии, Англии, «этот феномен, однако, не ограничивается лишь индоевропейской цивилизацией». Дакское и скифское слово «волк», ставшее этническим именем, восходит к иранскому. Куда-то туда уходят корни исчезнувшего народа. На персидском знамени, как передает «Шах-наме», было изображение волка.
Тот факт, что народ получает свое этническое имя от того или иного животного, всегда имел религиозный смысл. Элиаде предлагает несколько гипотез. Можно предположить, что народ получил имя от бога или мифологического предка, являвшегося в облике волка. Другая догадка состоит в том, что даки могли перенять имя у беженцев, пришедших в эти земли. Это может быть кто угодно: некое племя – искатели новых территорий, или люди, пребывающие вне закона, живущие подобно волкам и промышляющие добычей вокруг чужих поселений. И те и другие ведут себя, как волки, или же пользуются защитой бога-волка. Наконец, третья гипотеза, способная прояснить загадку имени даков, основана на возможности ритуального превращения в волка.
Так или иначе за образом хищника стоит архаическая религиозная концепция. В чем изначально она заключалась, мы не узнаем. У даков не было письменности. Были свои святые, отшельники, свои лекари, жрецы, маги. Они старались угадывать будущее по небесным светилам, но не умели писать. О них звучат лишь чужие письмена.
Мой путь к дакской крепости продолжился, после города Орэштие снова начались горы. Разбитая дорога не позволяла ехать быстро. Наконец мы добрались до реки, потом все время двигались вдоль ее берегов, где лежали скатившиеся вниз камни. Чтобы избежать оползней, берег кое-где был укреплен бетонными блоками. Они были, пожалуй, единственной приметой наших дней на этом пути… Сейчас на месте Сармизегетузы остались руины, римляне разрушили ее в 106 году. Крепость навсегда останется загадкой. Как и люди, жившие здесь. Тем она и привлекательна.
Каменная дорога
Было солнечно. Горы становились выше. Лес на них был смешанным. Ущелье оставалось узким. У реки торчал невысокий кустарник, невзрачный и редкий, росли ветлы, лежали валуны и мелкий гранитный булыжник. Мне представились римские легионы. Стало жутко. Если отрезать им путь к отступлению, налетев лавиной с этих гор, никто не уйдет живым. В этом было огромное преимущество даков.
Потом дорога повернула и круто пошла в гору. Заметно было, что здесь ее выравнивали. Через несколько сотен метров встретился обычный асфальтовый каток, стоявший без дела на обочине. Наконец мы выбрались на площадку, где уже расположилось несколько машин.
– Приехали, – сказал Леонид.
Справа от нас возвышалась серая стена из тесаного камня. В расщелинах кое-где зеленел точками мох. Надпись на табличке рядом я понял без перевода: «Poarta de vest» – восточные ворота. Билеты продавались здесь же в вагончике.
На склон горы вела утоптанная тропинка и каменные ступени. Я вышел к дороге, вымощенной тесаными плитами, очень точно и вплотную подогнанными друг к другу, еще тогда, две тысячи лет назад… Она уходила куда-то в лес. Вокруг стояли стройные, очень высокие буки – ряд за рядом, плотной стеной, прикрывая от мелкого внезапного дождя. Кроны закрывали небо. В полусумраке каждое дерево казалось заколдованным человеком, каждое движение ветвей где-то в высоте, над головой, шаманством. Будто это те самые даки, которые обороняли крепость и умирали, смеясь, зная, что уходят к своим богам. Крепость пала, а они так и не ушли отсюда, оставшись ее охранять. Каменная дорога уводит в прошлое. По древним плитам мог идти еще Децебал.
Музыка времени
Лес расступается. Поднимаюсь на гребень горы, и передо мной, если спуститься на пару метров вниз, расстилается вытянутая, как футбольное поле, поляна. Тут и там лежат и стоят камни. Вдали – вкопанные в землю столбы; самые высокие – с человеческий рост, низкие – по колено. Они установлено скученно, очень близко друг к другу, высокие и низкие – вперемешку, среди них каменное кольцо, выложенное на земле. Еще дальше виден ровный круг – каменный солнечный диск, к которому ведет серая полоска камней, будто хвост ската. Что это? Святилище, каменные часы или календарь, то и другое вместе? В самых разных местах – то бесформенные груды камня, то аккуратно вбитые в землю сваи, прямоугольные, округлые, полуразрушенные и совершенно целые, всякие, они образуют ровный правильный квадрат. Если бы не камень, если бы не горная глушь, я бы подумал, что эти каменные круги – люки канализационных колодцев. «Люки» тянутся ровными линиями в несколько рядов. Их назначение тоже не слишком ясно, то ли фундамент для статуй, то ли основание алтарей (у каждого рода мог быть свой алтарь). Население Сармизегетузы жило в деревянных домах поблизости, а здесь располагался сакральный центр.
Есть места, где исчезает время. Один мой знакомый рассказывал, как побывал в Пустозерске, где казнили протопопа Аввакума. «Ходили, кажется, минут пятнадцать, а оказалось - пять часов!» Так и здесь. Я не ощущаю, как движется время. Камни молчат, и ты молчишь. Мы общаемся с помощью молчания. Я стою как завороженный, но чем? Ведь ничего нет. Только камни. Правда, это не просто камни. По соседним горам стелется рваный туман, цепляясь за верхушки деревьев. Дымка движется быстро, будто волк, меняет очертания. Кажется, этот зверь-призрак способен превратиться в кого угодно: в дракона, в человека; и буки, и камни обладают способность оживать. Изломанные линии окружающих гор кажутся особой частью сакрального центра, его продолжением. Ты растворяешься в этом пространстве, в этой тишине. Сармизегетуза – место, где надо слушать время.
А что, как не прошлое, определяет человеческое будущее вообще? Семейная история, память о прадедах, о героических делах и свершениях… Разве это все пустое? Разве этому всему можно не сопереживать? Мне скажут, зачем оглядываться, пусть не тревожат нас былые тени. Можно жить и так. Пусть. Соглашусь. Можно жить. Отдельный человек сумеет. А целый народ? Нацию творит память. Беспамятство уничтожает.
Римляне несли сюда свою «цивилизацию», поэтому уничтожали все. Но исчезли и победившие, и побежденные. Какая сила двигала даками, чтобы бороться, умирать, смеясь, отстаивая свои горы, свой мир, перед нашествием чужих? Чтобы понять, там, в изначальном, уже недосягаемом и непостижимом далеке, за своей спиной в прошлом ты должен различать, расслышать и уяснить себе эхо невозвратимого: миф, предание, любой отзвук истории... Вслушивайся в тишину – музыку времени, и постигнешь.