«Осталась одна банька…»
Антонина Васильевна родилась в 1935 году в деревне Грибовка. Отец пропал без вести еще в Финскую, и она признается, что совсем его не помнит. Жили втроем: она, мама, бабушка. Мама умерла в период оккупации. Тоне дали отчество и фамилию приемных родителей, дальних родственников из соседней Дубровки. У них не было детей.Память о родных деревнях, о малой родине – разговоры о расстрелах, звук выстрелов, пепелища на месте домов, оставшиеся после того как немцы отступили… До войны в Дубровке было сто дворов, осталась одна банька, когда угнанные люди вернулись назад. Копали землянки, чтобы первое время жить. В том доме, где жила приемная мать (ее муж был тогда на фронте), размещалась немецкая комендатура.
– Я помню: печка, а в зале – печатные машинки. Это всё я стала понимать только в сознательном возрасте. Во дворе стояла лошадь. Был конюх. Я по наивности думала, что он цыган, потому что черноволосый. Но кто-то сказал – болгарин. На Новый год немцы завели лошадь в комнату погреться. Отрывали наличники печку топить.
Мне удалось просмотреть старую подшивку газеты «Куйбышевский стахановец» военных лет. В 1943 году она только-только начала выходить снова. Четвертый по счету номер типография отпечатала 20 октября. Председатель местного колхоза «Трудовик» Тимаховский написал о расстрелах в Грибовке. Его заметка на первой странице озаглавлена коротко, но красноречиво: «Грабители и палачи». В ней – некоторые имена, не все…
«В деревне Грибовке мерзавцы без всяких причин расстреляли 23 мужчин, а потом заявили, что они помогали партизанам.
Душегубы осуществили это злодеяние так: в декабре 1942 года окружили деревню, выгнали всех мужчин на площадь, а остальным жителям запретили выходить из домов. Потом всех собранных мужчин погнали к яме к колхозу «Красный хутор», где каждого расстреливали в голову в упор. 9 дней трупы не позволяли хоронить.
Убиты колхозники: тт. Ефременко Иван Григорьевич, Рулев Сергей Васильевич, Марченков Степан Гаврилович, Рулев Виктор Андреянович, Ефременков Иван Тимофеевич, Федоткин Александр Федорович, Дмитриков Сергей Иванович, его брат с сыном Иваном, Марченков Афанасий Никифорович, Лагуткин Иван Федорович, у которого два сына в Красной армии, Ефременков Иван, студент Галицкий и другие. А 80-летнего старика Ефременкова Ф.С., у которого три сына в Красной армии, трижды ставили под расстрел, и каким-то чудом он остался жив.
Кровь стынет в жилах, когда вспоминаешь об этих кровавых злодеяниях. Ямы у колхоза «Красный хутор», где расстреляли наших колхозников, были настоящими бойнями. Там ежедневно происходили казни, раздавались выстрелы, слышались стоны и крики наших людей, умиравших в страшных мучениях.
Вечное проклятие кровавым собакам. Советский народ отомстит за всё. Мы будем стараться работать в тылу так, чтобы быстрее приблизить победу и час суровой расплаты…»
Этот эпизод может да и должен стать темой для отдельного изучения в рамках проекта «Без срока давности», который сейчас реализуется в стране и ставит целью сохранение исторической памяти о трагедии мирного населения.
За колючей проволокой
Осознавая, что рано или поздно придется отступить, немцы стали угонять из Дубровки мирных жителей. В том числе детей. Тоня с приемной матерью оказалась за колючей проволокой в лагере под Рославлем. Он располагался на западной его окраине вдоль Варшавского шоссе. Девочке запомнилась охрана с овчарками, скудная еда вроде баланды, бараки, нары, летящие в небе советские самолеты. И радостные крики: «Наши!»Лагерь освободили советские войска, которые после Безымянной высоты пошли на Рославль.
В документах Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков по Смоленской области имеется акт, в котором указано, что в лагере помещалось до 50 000 советских военнопленных и мирных граждан. Акт был составлен по горячим следам 15 октября 1943 года.
Из Рославля люди отправились назад, на пепелище...
Пришло время, с фронта вернулся приемный отец Тони. Она закончила школу в селе Мокрое. Куйбышевский район был образован в 1939 году, и районный центр располагался именно там (в 1945-м его перенесли в Бетлицу). Учиться было непросто. Два года Тоня ходила в 10-й класс. Надо корову подоить, накормить поросенка, всё хозяйство на ней, а учиться когда? Вот школа позади, ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ничего. Пришлось оформлять все документы после школы, взяв фамилию приемных родителей.
«Верю в судьбу»
По конкурсу аттестатов Антонина поступила в Кировское педучилище. Стипендия не полагалась – была по математике тройка. Помогла учительница Мокровской школы Анастасия Ивановна Цветкова: «Я написала письмо в министерство, чтобы тебя зачислили на стипендию. Сиди и жди».Шло время. Кончились деньги. Осталось только на дорогу к подруге, которая училась в ПТУ в Московской области. Антонина решила забрать документы и попытать счастья там.
– Иду к директору забрать документы. Стали меня уговаривать: не уезжай, окажем помощь с приусадебного участка. Но я настояла. Выхожу из кабинета, а навстречу почтальонша. Из Москвы пришло письмо, что меня зачисляют на стипендию. После этого я верю в судьбу!
Вскоре училище перевели в Калугу. Окончив его, девушка получила направление на работу в детский сад № 1. Сразу. Вместо каникул. «Надо было работать, была гол как сокол». Вышла замуж. Первый отпуск был декретным.
Антонина Васильевна работала в разных детских садах Калуги, отдавая детям то, чего была лишена сама. Ее педагогический стаж – сорок лет. Выйдя на пенсию, не осталась в стороне от дел. Более 15 лет она активно работает в Калужском областном отделении Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей как член комитета и секретарь этой общественной организации. Награждена многими грамотами и благодарностями. С особой теплотой хранит медаль «Непокорённые» и почётную грамоту «За благородство и человечность». Когда выступает перед детьми, рассказывая о военном лихолетье, вспоминает стихи белорусского поэта Леонида Тризны, точно написанные о ней самой:
Нам детство освещали
не зарницы,
А пламя хат, сожженных
русских сел.
И нам уж никогда
не отрешиться
От ноши той,
что в сердце мы несем.
Фото: Сергей ЛЯЛЯКИН, из семейных архивов и открытых источников.