«Птичка» и спальники для наших

На этот раз гуманитарный конвой в основном составляли посылки, собранные жителями Ферзиковского района. «Газель» была загружена продуктами питания, приборами различного назначения, рулонами сетки-рабицы и книгами, которые заказали бойцы нескольких частей, воюющих на Соледарском и Артемовском направлениях.

Отец солдата

Часть груза предстояло доставить в Стаханов, часть - в Первомайск. На этот раз поехали не сразу на Тулу, а завернули в Калугу. Там на одном из складов загрузили два контейнера со спальными мешками. Когда тридцать спальников перекинули через борт, оказалось, что наш грузовичок забит под самый тент.

Водители – Михаил, Геннадий, Олег. Правда, Олег за руль так и не сел, во всяком случае по дороге туда (обратно я ехал уже в другой машине). У него, как оказалось, была другая миссия. Мы знакомились, разговаривали. Олег вдруг замолкал, о чем-то думал, иногда куда-то звонил. и в это время он был где-то далеко от нас. Вскоре я узнал: Олег едет к сыну – тот воюет где-то под Соледаром в составе 106-й воздушно-десантной дивизии, разведка.

Оказалось, я знаю его, познакомились во время ноябрьской поездки прошлого года: сын Олега - тот самый десантник по имени Игорь, который нас возил на «буханке» по разрушенной до основания Попасной. По кое-как расчищенным улицам мы проносились как угорелые. Так было предписано, потому как медленная езда по городу, который находился вблизи линии соприкосновения, могла привлечь внимание противника.

- Они постоянно следят за городом, - сказал водитель.

Запомнилась мне и та по-хозяйски отделанная рифленой нержавейкой «буханка». Ее земляки ремонтировали, готовили для дела специально с расчетом на вывоз с передовой раненых – усиливали, насколько это возможно, нижнюю часть кузова.

Со всей России

Пересекали бывшую границу России и Украины в Изварине. Медленно пробирались по лабиринтам КПП, проваливаясь в ямы напрочь разбитого, будто снарядами изломанного асфальта. «Предъявите паспорта!», «Покиньте машину!», «Можете ехать!» Спокойные и сосредоточенные, как врачи на приеме, пограничники, какие-то другие службы. Серая или темно-зеленая форма, тяжелая кобура на ремне. «Проезжайте, проезжайте…»

Мы на двух машинах. Третья - КамАЗ с прицепом - выехала из Калуги раньше нас. Но, судя по телефонным разговорам между водителями большегруза и старшим конвоя Алексеем Волковым, где-то остановилась в дороге – то ли ремонтировались, то ли поправляли груз. Война требует больших ресурсов. Наши ребята пошли вперед, а это означает, что обжитые позиции пришлось покидать и устраиваться западнее - отрывать новые окопы, строить новые блиндажи и прочее. А для этого нужны доски, кругляк для накатов и стоек. Вот калужане и отправили доверху груженый лесовоз. Его мы еще встретим, но позже.

Водитель Михаил быстро отстегнул и закинул наверх задний полог тента. Пограничник вскочил на борт, пошевелил контейнеры со спальниками, подвигал коробки с продуктами и блиндажными свечами.
- А здесь что?
- Книги.
- Детские?
- Нет, взрослые. Для библиотеки Первомайска.
- Понятно. Счастливой дороги.
Заметил: чем ближе к Изварину, тем больше «Газелей», тентованых грузовиков - гуманитарку везут со всей России – посылки своим, не забывают солдат, родных земляков. И это еще одна яркая и неоспоримая черта народной войны.

Разговор водителей

Мои размышления усилил неожиданный диалог водителей:
- Прикинь, что будет, если подвоз из областей вдруг прервется?
- Что будет? Плохо будет, особенно там, в окопах.
- Да. Везем все: и жратву, и окопное снаряжение, и дроны, и квадроциклы, и спальники, и маскировочные сетки, и сапоги, и берцы. Даже вон рабицу заказали.
- Говорят, из какой-то области на передовую ребятам минометы привезли. Прямо с завода.
- Без добровольной помощи тыла кое-кто тут же на жопу сядет. – Эта фраза прозвучала более жестко, да простит меня читатель, я ее смягчил до печатного.
- А кто-то пусть снарядами обеспечит. Ракетами. Дронами. Чтобы не было, как в ту войну, – одна винтовка на отделение. А мы тут как-нибудь…
- Ну да, минометы мы не везем. Потому что в Ферзикове их не делают. 
- Зато дрон везем.
- Дрон – не миномет, его купить можно.
- А наш, который для десантников везем, сколько стоит? Небось тысяч пятьсот?
- Где-то так.
- Дорого.
Да, ребята, слушая разговор водителей, думал я, война – штука дорогая.

Исторические параллели

Зазвонил телефон – вышла на связь вторая машина. Мы приближались к назначенному пункту, где должны были уточнить дальнейший маршрут движения. Разговор прервался, а я подумал: сейчас так думает почти вся Россия. Почти вся, потому что есть и такие, кто думает иначе, кто не желает нашей победы, кто втихую продолжает помогать украинским нацистам, пересылает им денежные средства, ждет подходящего момента, чтобы выступить открыто против России или за свою Россию.
В трудную для страны годину такие всегда находились. Спящие ячейки, ждуны, коллаборанты. Вспомнилась родина, деревня Ямное, которая всего в нескольких километрах от моего родного Воронцова, что в Куйбышевском районе. Летом 1942 года ее вместе с жителями сожгли. В последний момент пощадили только женщин и малых детей. Загнали в противотанковый ров и приказали лечь на землю. Когда ложились на землю, дети заплакали, женщины и старухи заголосили, думали, что их сейчас убивать будут да там, во рву, и закопают. Всех остальных – в ригу. Ригу обложили снопами соломы, облили керосином и подожгли.

Долгие годы говорили и писали, что в Ямном зверствовали немцы. А недавно, когда пелена межнациональной дружбы с глаз спала, выяснилось – полицейские, полицейская рота, стоявшая в Новосельском, что в пяти-шести километрах выше по течению Десенки. Рота состояла из украинцев, в основном из западных областей, бывших советских военнопленных Рославльского концлагеря, изъявивших желание служить германской армии на занятой ее войсками территории. Вот они и служили, выслуживались перед новыми хозяевами. Подожгли ригу с жителями Ямного, поставили на горушке пулемет. Когда рига заполыхала и из нее, выбив доски на оконных проемах, выскочили несколько человек, исправно в руках одного из западенских иуд заработал этот пулемет.

Многие годы собираю материалы об этой трагедии. Хочу написать книгу. В прежние годы украинская тема была плотно прикрыта «дружбой народов». Но все вылезло с неожиданной стороны. Правда истории, она такая, идеологии не подчиняется.

Среди воронежских полей

Мы мчались по шоссе М-4 среди воронежских полей. Жалко, что ночь скрывала их. Никогда не бывал в воронежских местах. Только читал о них в степных рассказах Бунина, в стихотворениях Кольцова и Никитина, в архивных документах времен Великой Отечественной войны.

Однажды в Тарусе мой воронежский приятель, окидывая глазом базарный ряд, где продавались овощи и фрукты, сказал: «Вижу кое-что наше, воронежское. Но вот земляника не наша. У нас, в воронежских местах, земляника душистей, крупнее!» И вдруг вспомнилось совсем другое, не земляничное, но воронежское: Воронеж во время войны был разбит до фундаментов, так же, как и Сталинград, и был единственным городом, где немецкие оккупационные власти так и не смогли сформировать из местных свои, так сказать, рабочие органы управления. Несколько раз давали объявления о наборе в полицию, расклеивали листовки и приказы, обещали паек, другие льготы. Но никто не пришел в управу и не взял в руки полицейскую винтовку и повязку. Никто!

Дорожные наблюдения

Олег разговаривал по телефону с сыном. Мы задерживались с прибытием на контрольный пункт, а наш земляк - десантник Игорь - был уже на месте и звонил отцу.
Уже рассвело. Справа и слева от шоссе лежали балки, заросшие лесом курганы, дымили трубы заводов, мелькали домишки деревень и селений. Бедный край. Кажется, что со времен отсоединения Украины от СССР здесь ничего не изменилось. Это обсуждали и водители.

Для жителя сердцевинной России, откуда ехали мы со своим грузом для сражающейся Российской армии, здешний пейзаж казался скудным, бледным, бедным. Снега уже не было. Рыжие поля открывались солнцу на многие километры вправо и влево от шоссе. Серое жнивье уже стыло в ожидании плуга. Кстати, в дороге мы обгоняли транспорт с сельскохозяйственной техникой. Россия везла в Донбасс плуги, сеялки, уборочные агрегаты с логотипом «Ростсельмаша».
Водители, поглядывая в окна, продолжали свой диалог:
- Смотрите, крыши все шиферные. У нас таких и в глухих деревнях нет, уже железом перекрыты.
- Да есть еще, есть и у нас.
- Сараюшки и хлева кое-какие, из каких-то щитов сколочены кое-как.
- А мы считали, что шахтеры – народ богатый.
- Смотри, разбита почти вся улица. Горели. Прямое попадание.

Луганск

Проезжаем Луганск. Город большой. Едем по улице Оборонной, одной из центральных в столице ЛНР. Улица широкая, похожа на проспект. В середине работает дорожно-строительная техника - город восстанавливает трамвайные пути. Отрыт неглубокий котлован, укладывается песчаная подушка.

Еще при Советском Союзе, когда большая страна вкладывала в Донбасс огромные средства, трамвай в Луганске был одним из самых развитых, экономичных и экологичных видов городского транспорта. Множество линий, соединявших рабочие окраины с центром, жилые районы с заводами, предприятиями.

Когда Украина вышла из состава СССР, киевские власти на города Донбасса плюнули. В инфраструктуру городов и рабочих поселков не вкладывали достаточных средств. Закрывались заводы, народ начал нищать. Деньги перекачивались в карманы олигархов и хапуг. И неважно, какой национальности они были, капитал группы крови не знает, они везде одинаково жестоки к простому человеку. Деградировали и трамвайные линии в Луганске. Теперь сюда пришла Россия. И результаты этого прихода мы наблюдали.

Кстати, первым городом в Российской империи, где появился трамвай, был Киев. Многое мы отдали Украине.

Стаханов

В Стаханов въехали по отремонтированному шоссе. Россия и здесь приложила свои заботливые руки. Вдоль дороги указатели, не заблудишься.
Город находится немного западнее Луганска и в 124 километрах к северо-востоку от Донецка. В справочнике читаю: «Граничит с городами Первомайск, Брянка, Кировск, с юга - с Перевальским районом ЛНР». Действительно, Стаханов граничит с соседними городами – заканчивается один город и тут же начинается другой. Раньше именовался Кадиевкой. Стаханов разрастался и постепенно поглотил Ирмино, Алмазную.

Кругом степь. Река Камышеваха разрезает город. Когда-то так называемая Стаханово-Алчевская агломерация была крупным экономическим и промышленным объединением, благосостояние которой основывалось на угледобыче и машиностроении. Объединение «Стахановуголь» насчитывало девятнадцать шахт. Махина! В городе и окрестностях действовало тридцать крупных заводов. Тоже махина, которая вливала в местный бюджет огромные средства на благоустройство, на социальную сферу, культуру, образование, здравоохранение. Десятки тысяч рабочих мест!

К примеру, Стахановский вагоноремонтный завод был крупнейшим не только в Донбассе, но и в Союзе, выпускал товарные вагоны для всей большой страны. Вагоны из Стаханова мчались в Россию, по сибирским трассам, в Среднюю Азию. Здесь же, в цехах вагонзавода, исполняли технологически сложные заказы для стран СЭВ: Болгарии, Венгрии, Чехословакии, ГДР. Когда началось строительство евротоннеля под Ла-Маншем, часть тоннельного оборудования изготавливали тоже здесь.
Киевская власть долгие годы истощала экономику Стаханово-Алчевской агломерации. Прибыль забирали, при этом не делали никаких ощутимых вложений в развитие и обновление средств производства, в социальную инфраструктуру, в дороги, коммунальное хозяйство. В местных хрониках читаю: «В 2007 году в городе прекратилось трамвайное движение: рельсы и 23 трамвая были отправлены украинскими властями в цветной лом. В 2008-м было прекращено троллейбусное сообщение – все провода сняли и сдали в металлолом вместе с частями троллейбусов. В 2012 году официально ликвидировано центральное отопление, закрыты все котельные города. Людям, включая жильцов многоэтажек, украинские власти предложили самостоятельно отапливать квартиры. Затем в городе площадью почти 100 квадратных километров отключили освещение улиц - Стаханов погрузился во тьму. В 2013 году Стаханов исключили из маршрутов поездов дальнего следования. За год до «Евромайдана», по данным ООН, в городе осталось лишь 77 тысяч жителей. 

В советское время здесь проживало около 100 тысяч человек, а в Стаханово-Алчевской агломерации – более 300 тысяч. Народ стал покидать эти обжитые места, люди бежали от нищеты, от наглой украинизации, от войны.

Окончание следует.
Фото из архива 
Сергея Михеенкова.